У наших людей имелся опыт подобной работы. Они снесли стены и забросали их остатками рвы. Частоколы и деревянные постройки были сожжены. У всех было хорошее настроение, и работали люди бодро. Утер всегда щедро одаривал войска. На этот раз было в изобилии награблено золота, колец из меди, бронзы и золота, украшений и тонко сработанного оружия, украшенного медью и ирландской эмалью. К наступлению темноты все работы были закончены. Мы покинули холм и вернулись в свой временный лагерь, разбитый на равнине у подножия.
После ужина ко мне зашел Треморинус. На верхушке холма до сих пор горели факелы и костры, рельефно выделяя то, что осталось от «Пляски». Его лицо было угрюмым и усталым.
— За целый день мы подняли его только на два фута, — с горечью произнес он, — а полчаса назад подпорки сломались, и он рухнул на место. Какого черта ты выбрал этот камень? Ирландский алтарь был бы легче.
— Ирландский алтарь — это не то.
— Клянусь богами, Мерлин, дело идет к тому, что ты и этот камень не получишь. И мне все равно, что он там говорит. Я отвечаю за эту работу и прошу тебя помочь. Пойдешь?
Случившееся потом послужило пищей для легенд. Мне скучно пересказывать, что мы там делали, но это не составило для нас большого труда. В моем распоряжении имелся целый день, чтобы обдумать действия. Камень и местность я видел. Задумки новых приспособлений роились у меня в голове со времени отъезда из Британии. Мы старались везти его большую часть пути по воде. От Киллара до моря — по реке, оттуда морем до Уэльса, а там по двум великим рекам Эйвон, перетащив его из одной в другую две мили по суше. Я, конечно, не Фион Сильная Рука, но я Мерлин. Огромный монолит прибыл на место назначения, как легкая баржа по спокойной воде. Я же постоянно сопровождал его. По идее я должен был отдавать время сну во время пути, но не помню, чтобы я спал. Я проводил время в постоянном бдении, как у смертного одра. Это было моим единственным морским путешествием за всю жизнь, когда я не чувствовал качки, а сидел тихо и спокойно (как мне рассказывали), словно у себя дома в кресле. Однажды ко мне подошел Утер, сердитый, должно быть, из-за того, что мне легко удалось сделать работу, над которой безрезультатно трудились его инженеры. Но он вынужден был сразу же уйти и больше не подходил. Я ничего не помню. Наверное, я там не присутствовал. Дни и ночи я мысленно находился в огромной спальне в Винчестере.
Мы узнали новости в Карлеоне. Пасентиус напал с севера вместе со своими немецкими и саксонскими союзниками. Король выступил к Карлейлю и нанес им поражение. Однако, вернувшись в Винчестер, он заболел. На этот счет ходят разные слухи. Одни говорят, что к Амброзиусу, когда тот слег от простуды в Винчестере, проникли переодетые люди Пасентиуса и дали ему яд. Другие утверждают, что человека прислал Эоза. Факт то, что король в Винчестере был тяжело болен.
В ту ночь, как рассказывают, вновь появилась королевская звезда, похожая на огнедышащего дракона. За ней дымовым шлейфом следовали звезды поменьше. Но мне не требовалось предзнаменований, чтобы понять то, что мне уже было известно в ту ночь, проведенную на гребне Киллара, когда я поклялся перенести огромный камень из Ирландии и возложить на его могилу.
Вот так все и было. Мы привезли тот камень в Эймсбери, и я поднял упавшие камни «Пляски гигантов», поставив Амброзиусу памятник. А на следующую Пасху в Лондоне состоялась коронация Утера Пендрагона, он стал королем Британии.
КНИГА ПЯТАЯ.
ПРИШЕСТВИЕ МЕДВЕДЯ
Впоследствии люди рассказывали, что огромная звезда в виде огнедышащего дракона, ознаменовавшая смерть Амброзиуса, и благодаря которой Утер получил прозвище Пендрагон, явилась зловещим предзнаменованием для нового правителя. И действительно, поначалу, казалось, все было против Утера. Словно закат звезды Амброзиуса послужил сигналом его старым врагам, и те возникли из тьмы изгнания, чтобы отомстить его преемнику. Сын Хенгиста Окта вместе со своим родственником Эозой посчитали, что смерть Амброзиуса освободила их от обязательства не переходить северную границу. Они собрали силы, призвав всех недовольных, и приготовились к нападению. Из Германии к ним хлынуло воинство, жадное до земель и грабежа, к ним присоединились остатки саксонской армии Пасентиуса и беглецы из армии Гилломана, а также чувствовавшие себя обойденными британцы. Через несколько недель после смерти Амброзиуса Окта с большой армией уже рыскал по северу страны, подобно волку, и до того, как новый король смог выйти ему навстречу, он взял приступом и разрушил ряд городов и крепостей от стены Гадриана до Йорка. В Йорке, крепости Амброзиуса, стены оказались крепки, а ворота вовремя запертыми. Его защитники приготовились к обороне. Окта же подтянул имевшиеся у него осадные машины и приготовился ждать.
Должно быть Окта знал, что Утер настигнет его под Йорком, но, располагая такими силами, он не боялся британцев. Позже подсчитали, что Окта располагал тридцатью тысячами воинов. Если так и было, то выходит, что на каждого британца в армии Утера приходилось два сакса. Бой был кровопролитным и с бедственными последствиями. Смерть Амброзиуса явилась потерей для королевства. Несмотря на репутацию блестящего воина, Утер был неопытен в роли верховного командующего, и не являлось секретом, что перед лицом испытаний ему не хватало спокойствия и рассудительности. Недостаток мудрости, конечно, компенсировался храбростью, но в тот день Йорку одной храбрости было явно маловато. Бритты дрогнули и побежали. Их спасла лишь ранняя в это время года темнота. Утеру, вместе с Горлуа из Корнуолла, его помощником, удалось собрать остатки войска на вершине небольшого холма, именовавшегося Дэймен. На этом крутом скалистом холме можно было укрыться, его покрывали пещеры и густой орешник. Но он представлял собой лишь временное убежище. Саксонская орда победно окружила подступы к холму и принялась ждать утра. Британцы попали в отчаянное положение, и требовалось предпринять отчаянные действия. Утер, мрачно восседавший в пещере, созвал своих усталых командиров и, пока люди урывками отдыхали, разработал совместно с ними план, как обхитрить ждавших внизу несметных врагов. Сначала никто не думал ни о чем, кроме бегства, но потом кто-то — я слышал, это был Горлуа — указал, что бегство не предотвратит поражения и гибели нового королевства. Если возможно бегство, то возможно и нападение. Вполне реальным казалось напасть в темноте с холма, используя элемент неожиданности. Простая задумка, и этого вполне можно было ждать от людей, попавших в столь безвыходное положение, но саксы всегда были глупыми и недисциплинированными воинами. Представлялось почти несомненным, что саксы не станут ожидать ночного нападения и, уверенные в своей победе, спокойно заснут до рассвета; треть из них, может быть, еще и перепьется из награбленных винных запасов.
Отдавая саксам должное, надо признать, что Окта все-таки расставил посты, большей частью бодрствовавшие. Но план Горлуа сработал, нам помог легкий туман, пеленой окутавший подножье холма. Возникнув из тумана в полной тишине, британцы бросились вниз, едва в брезжущем свете стало видно путь между камней. Создалось впечатление, что они превосходят саксов в два раза. Те посты, которые не были сразу уничтожены, подняли тревогу, но слишком поздно Саксы, ругаясь, возились в поисках оружия, но британцы с криками набросились на них и раздробили все их воинство. К полудню все было закончено. Окту и Эозу взяли в плен. К зиме, когда север очистили от саксов, а на берегах тихо догорали их длинные ладьи, Утер вернулся в Лондон, а с ним и его пленники за решеткой. Он готовился к своей коронации, которая должна была состояться весной.
Его битва с саксами, близкое поражение и последовавшая неожиданная блестящая победа стали тем, что требовалось для нового правления. Люди забыли о зловещих обстоятельствах смерти Амброзиуса и возносили короля, как новое солнце. Его имя было у всех на устах. О нем говорили аристократы и воины, ждавшие от него даров и почестей, включая строителей его дворцов. Придворные леди щеголяли в платьях красного цвета, колыхавшихся, как заросли мака. В моду вошел цвет под названием красный пендрагон.